Ее блокнот с расписанием уроков классической хореографии и репетиций – это песня, в которой нет пауз. Каждый день ровно в 10.30 утра она минует театральную проходную. В 11 часов – класс, затем – репетиции до позднего вечера. А вечером, если в спектакле заняты ее ученицы, она обязательно в зале, пока на сцену не опустится занавес и не затихнут аплодисменты.
СВЕТЛАНА ДЗАНТЕМИРОВНА АДЫРХАЕВА
— народная артистка СССР, народная артистка РСФСР, народная артистка Северо-Осетинской АССР. Награждена орденом Трудового Красного знамени, орденом «Знак Почета», медалью «Во славу Осетии».
1955 год – окончила Ленинградское высшее хореографическое училище им. А.Я. Вагановой.
С 1955 года – солистка балета Челябинского театра оперы и балета.
С 1958 года – солистка балета Одесского государственного академического театра оперы и балета.
В 1960-1988 годах — прима-балерина Большого театра.
В 1980 году окончила балетмейстерское отделение ГИТИСа
В 1978 – 1981 года преподавала методику классического танца в Государственном институте театрального искусства имени А.Луначарского (ныне – Российская академия театрального искусства)
В 1991 – 1996 годах – художественный руководитель Театра балета Светланы Адырхаевой.
В 1995 – 2001 годах преподавала в Академии хореографии Нового гуманитарного университета Наталии Нестеровой.
С 2001 года — балетмейстер-репетитор Большого театра.
— Вы работаете только с балеринами?
— Да. Я считаю, что с ребятами должен репетировать мужчина. Там и поддержки, и мужской дух, и сила должны быть. А здесь – пластика, изящество. У нас много премудростей профессиональных. Педагог — как скульптор: творит, выравнивает, ваяет… Особенно, если в ученике заложена искра Божья …
— Классический балет, по идее, должен, оставаясь в своей нише, соответствовать времени. Иначе он станет музейным экземпляром. Но, как, скажите, спектакль «Лебединое озеро», например, в котором каждый пируэт, каждое па имеют свое, давно определенное место, может изменяться не изменяясь?
— В классической хореографии есть особые балетные спектакли. «Лебединое озеро» — из их числа. Это — высшая ступень классического танца! По нему определяется, может ли танцовщица стать Балериной с большой буквы. И в то же время классика не может оставаться «законсервированной». Жизнь идет вперед, хореография развивается, усложняется. И не каждая балерина успевает за этим движением.
В свое время, когда после окончания Ленинградского хореографического училища имени А.Вагановой весь наш «осетинский» выпуск направили в Челябинск (в Осетии к тому времени не появился, как предполагалось, театр балета), мне моя педагог Елена Васильевна Ширипина говорила: «Светлана, обязательно технические моменты усиливай, это очень эффектно…» Мне 17 лет тогда было. Я всегда следовала ее совету.
А сейчас, если вижу, что моя ученица идет вперед, естественно, даю ей эту возможность — развиваться. Катя Крысанова, например. Посмотрите, как она технически прибавила за последние годы! Изменилась и внешне, и внутренне. Действительно, прима-балерина Большого театра.
— «Лебединое озеро» многое определило в Вашей судьбе…
— Можно сказать, что «Лебединое озеро» стало лейтмотивом моей жизни. Именно этим спектаклем в 1956 году наша молодая осетинская труппа открывала первый сезон Челябинского театра оперы и балета. А мне, вчерашней выпускнице, доверили партию Одетты-Одиллии…
Но я еще в училище на выпуске танцевала второй акт «Лебединого». Тогда все, но я-то особенно – ожидали, что меня оставят в Кировском театре. Но… после выпускного концерта Федор Васильевич Лопухов , художественный руководитель нашей балетной школы, сказал: «Ну что, черкешенка (так он меня называл), не разрешили мне тебя оставить в Ленинграде …» Переживала сильно. Это потом я поняла, что просто и легко мне ничего в жизни не дается…
…Спустя год после челябинской премьеры наша труппа показала этот спектакль в Москве на Всесоюзном фестивале музыкальных театров и была признана лучшей. Признаюсь, моя Одетта-Одилия тогда была тоже удостоена первой премии и громких оваций. А потом я работала в Одессе — в государственном академическом театре оперы и балета. И оттуда попала на Декаду осетинской литературы и искусства, которая в 1960-м году проходила в Москве. И вновь «Лебединое озеро» сыграло свою роль.
Нас, молодых выходцев из Осетии, разбросанных по всему Советскому Союзу, собрали в Орджоникидзе для подготовки к Декаде. Главным балетмейстером Декады был Сергей Гаврилович Корень — уникальный танцовщик из плеяды времен Улановой, Семеновой. В программу вечера балета он включил шесть номеров в моем исполнении. Из «Лебединого озера», «Спящей красавицы». Два «национальных» номера — адажио из балета «Хетаг» Дудара Хаханова и танец на музыку Ильи Габараева — им были поставлены специально для меня.
Как раз тогда Галина Сергеевна Уланова заканчивала свою артистическую деятельность и, как я понимаю, набирала себе учениц. Сергей Гаврилович пригласил ее на наш концерт. Побывала она и на наших московских репетициях… И вдруг во время Декады Сергей Гаврилович мне говорит: «Светлана, 11 сентября в Большом театре ты будешь танцевать «Лебединое озеро» с Николаем Фадеечевым»… Представляете мое состояние?!
Я станцевала. Меня пригласили в Большой… Вот так жизнь моя круто повернулась…
— Диапазон Ваших партий, спектаклей чрезвычайно широк: от «Лебединого озера», «Спартака» до «Золушки», «Чиполлино» или «Подпоручика Киже»…
— Вообще есть, конечно, специализация. Есть, например, лирические танцовщицы, инженю, балерины героического плана. А есть – лирико-героического плана. Такое вот интересное сочетание, и встречается оно сравнительно нечасто. Я отношусь как раз к этому типу. Среди моих учениц тоже есть такие балерины. Та же Катя Крысанова. Она – и прекрасная Жизель, а в «Спартаке» — не менее прекрасная Эгина…
Как все это сочеталось у меня? Мы обожали детский спектакль «Чиполлино»! Я была Магнолия, Марис Лиепа – принц Лимон (и это после Краса в «Спартаке»), Нина Сорокина – Редиска… Когда мы выходили на поклоны, дети бежали к нам на сцену, и кто тебе — шарик, кто – конфетку. Из зала крики: Редиска, Редиска! Магнолия!.. У всех у нас были серьезнейшие, труднейшие партии в других спектаклях, а здесь вдруг — такая легкость, такая непосредственность!
— На Вашем творческом счету немало поистине триумфальных гастролей: Париж, Лондон, Токио… В одной из западных газет Вас назвали «прекрасной кавказкой». Как осетинские корни проявляются в классическом балете?
— Не знаю… Понимаешь, эта наша национальная пластика восточная, она же особая. Ее нельзя вот так взять и перенять, скопировать. Она впитывается — изначально, с детства. Через природу, сказки, традиции, через наши танцы, музыку… Когда Юрий Николаевич Григорович ставил «Легенду о любви», было два состава исполнителей, две Мехменэ. И между ними такая разница – в пластике рук, повороте головы…
Помню, я обомлела, когда Юрий Николаевич сказал мне: «Я начинаю «Легенду о любви». Ты будешь танцевать Мехменэ». И добавил: «Плисецкая и ты»
— Вы сказали, что в жизни Вам ничего легко не давалось…
— Это, действительно, так. Но, наверно, и очень везло. Ну, скажите, где я – восьмилетняя девочка из селения Хумалаг, которая ни слова по-русски не знала, и где – Ленинград, в котором мне посчастливилось учиться в лучшей балетной школе?!
В первые послевоенные годы у нас в республике вдруг объявили набор в Ленинградское училище имени Вагановой. Невиданное дело – педагоги вагановской школы Елена Варвара Павловна Мэй и Анна Петровна Бажаева ездили по горным селам и высматривали способных ребят. В их числе я оказалась, можно сказать, случайно – и по возрасту не подходила (была слишком мала), и мама меня никуда отпускать не собиралась. Соседка ее уговорила съездить со мной в Орджоникидзе на просмотр к ленинградским педагогам. И я со своими уговорами не унималась…
В день нашего приезда набор уже закончился. Но почему-то Варвара Павловна решила на меня посмотреть… Много лет спустя, когда я уже была солисткой Большого театра, она рассказывала моей дочери Фатиме: «Как я взяла эту ножку в свои руки, так больше и не выпустила». Вот как это было…
— Вам невероятно повезло с учителями…
— Это так. В училище потрясающие педагоги – Елена Васильевна Ширипина, Варвара Павловна Мэй. А в Большом театре я попала к Галине Сергеевне Улановой и Марине Тимофеевне Семеновой. Великие танцовщицы, выше которых, я считаю, нет никого. К тому же мне у них не трудно было учиться — у нас была единая школа, Вагановская.
Они, конечно, были разными. Марина Тимофеевна, например, могла и прикрикнуть. Галина Сергеевна — никогда. Но обе обладали какой-то особой силой, которой я даже не могу найти определение.
Бывало казалось, что репетировать нет сил. Говоришь Галине Сергеевне: «Не могу! Я плохо себя чувствую…» «Ну, ничего, — отвечает. – Давай вот только этот кусочек, основные моменты спектакля пройди, и все.» А потом – еще один «кусочек», и еще, и еще…
Мария Тимофеевна была иной. Если видела интересный материал – сама зажигалась и тогда уже пуску другим не давала. Помню, мы с ней «Умирающего лебедя» Сен-Санса репетировали. А у меня не получается, и вес тут! Слезы в глазах, но не останавливаюсь. Она: «Ну вот видишь, я же тебе говорила, не связывайся со мной!» А я говорю: «Нет! Хочу и буду!» она была сильной натурой. Но и я тоже… это так, внешне, я спокойная…
— А на своих учениц Вам приходится повышать голос?
— По-разному бывает — они тоже ведь не из ваты… Но с никакими и работать не интересно. Ту же Катю недавно убеждаю сделать что-то сложное. Она — в штыки: «Вот! Никто этого не делает, а вы меня заставляете! Вот буду делать как все!» «Делай, — говорю. – Но только не со мной…» Беру сумочку и ухожу из зала. Она меня догоняет в раздевалке: «Извините, я была не права!..» Я тогда ей сказала: «Катя, поэтому ты и танцуешь совершенно иначе… Поэтому ты и прима. И потом, я никого не держу. Двери открыты. Педагогов много. Ради Бога…» Нет, они молодцы. У моих девчонок бойцовский характер. В нашей профессии это очень важно.
— Театр балета Светланы Адырхаевой — это тоже выражение сильного характера?
— У меня был тяжелейший период: 1991-1996 годы. Нас — всех «народных СССР» — из театра убрали (не только в балете. В опере – тоже). Как я говорю, всех народных – поганой метлой вымели.
Мой муж Алексей Закалинский – тогда тоже солист балета Большого театра, из-за серьезной травмы позвоночника ушел на пенсию раньше меня. Дочка к тому времени заканчивала хореографическое училище, ее считали очень способной, но в Большой театр — в пику нам с Алексеем — не взяли. Она это, конечно, ужасно пережила.
Муж получил предложение поработать какое-то время в Германии в Штаатсопере. А мы с Фатимой пребывали в Москве. Устроиться на работу было невозможно.
Вернувшись, Леша предложил: давай создадим коллектив… Создали. У нас и спонсоры появились. И спектакли мы поставили. И костюмы отличные сделали… Выступали в Москве. Начали гастролировать. Уже были договоренности о выступлениях в Арабских Эмиратах, Лондоне… Но у спонсоров тоже начались тяжелые времена… Я ребятам сказала: устраивайтесь в другие театры. Но они еще три месяца работали бесплатно. Жаль, конечно. Столько труда вложили.
— Вас с мужем называли одной из самых красивых пар в советском балете. Это так?
— Да. По правде сказать, у нас таких пар было всего четыре-пять… Васильев-Максимова, Сорокина-Владимиров, Прокофьева – Кондратов… Пары такие – редкость не только в нашем балете. К сожалению, несколько лет как Алексея не стало…
— Чем занимается Ассоциация деятелей хореографического искусства, которую в качестве председателя возглавляет Светлана Адырхаева с 1997 года?
— Кто?!!
— Светлана Адырхаева. Об этом источники в интернете сообщают.
— Ну, с интернетом я не очень… Честное слово, первый раз слышу о какой-то ассоциации, а тем более — что я ее председатель!
— В интернете Вы проложили четкие дороги к Осетии. Стоит набрать «Светлана Адырхаева», он выдает информацию «родилась в селении Хумалаг» и ссылки: «Уроженцы Хумалага», «Народные артисты СССР из Северной Осетии» и так далее. А в обычной (не интернет-) реальности что связывает с Хумалагом?
— Вообще-то мой отец — ардонский. А жил он в Орджоникидзе, как в то время назывался Владикавказ. Так что я, строго говоря, родилась в городе. Но мои родители расстались, когда я была маленькой. И моя мама уехала в село к своей маме. Там, в Хумалаге – дом, где я росла, и оттуда я уехала в Ленинград.
Пока мамин брат был жив, в этом доме все наши были. Ну а когда моего дяди не стало, его жена, как мне рассказывали, кому-то из наших дальних родственников этот дом продала. Я даже не знаю, кто там сейчас живет. Если бы у меня были финансовые возможности, я бы, конечно, этот дом купила. Чтобы там наше фамильное гнездо было…
Когда я еще танцевала, бывала с концертами и в Хумалаге. Помню, в один из таких приездов на концерт пришло почти все село. Танцую, и вдруг слышу– тихо так кто-то говорит: «УыйнæхиСветланæ у, Таисæйы чызг?!» Мол, это наша Светлана, Таисина дочка?!
Татьяна Сухомлинова